Обзор по сети: "Сосногорск – Нарьян-Мар: Большой вёсельный путь"

Путешествие, о котором мне рассказал в Сети автор ниже приведённого поста, поклонник активного отдыха и фанат Русского Севера Михаил Летуев, не может остаться на обочине "Дорога в НАО". Удивительные люди совершенно необычным способом, на самодельной вёсельной лодчонке, спустились по Печоре до Нарьян-Мара из города Сосногорска ради того, чтобы посетить место, где находился первый русский город за Полярным кругом - древний Пустозерск, и где нашел свой последний приют заключенный здесь под стражу  протопоп Аввакум.

Сосногорск – Нарьян-Мар: Большой вёсельный путь

Автор: Михаил Летуев

Часть 1. Старт

«И вам не страшно?» – спрашивали в пути встречные рыбаки и охотники. «Неужели такое возможно?» –  удивлялись  жители заполярного Нарьян-Мара, когда мы рассказывали, каким образом прибыли в столицу Ненецкого автономного округа. Так местное население встречало нас, двоих туристов из Твери, в мае-июне прошлого года прошедших почти восемьсот километров на деревянной весельной лодке по северным рекам Ижме и Печоре.

Три недели нас качало волнами и задувало ветрами, пару раз падал снег, а однажды лодку вовсе чуть не перевернуло. За это время мы успели почувствовать себя бурлаками, ознакомились с тамошними технологиями укрепления берегов и – главное – побывали на месте казни протопопа Аввакума в Пустозерске. А под занавес отведали строганины из мороженой нельмы – лакомства, которое так ценят в Заполярье.

Если кто скажет, что эта затея – не более чем попытка добавить адреналина в кровь, оспаривать не буду. Со стороны, конечно, виднее, хотя мы преследовали одну лишь цель – путешествие по самой большой реке европейской части. Как-то от бывалых туристов я услышал такие слова: «Кто на Печоре не бывал, тот России не видал». Хотя, то же самое, наверное, можно сказать не только про Печору.

А страшно, конечно же, было. И не только потому, что совсем ничего не боятся только глупцы.

Детский кораблик для недетского маршрута

Идея сделать лодку из фанеры и бруса, чтоб пройти на ней маршрут, а затем оставить хорошим людям принадлежит Михаилу Шуликову – мастеру Золотые Руки, заядлому рыбаку, охотнику и путешественнику. (Об этом смелом и интересном человеке, бывавшем на Соловках и Валааме, не боявшемся ходить на надувной лодке через Белое море, Онежское, Ладожское озёра, можно писать отдельный очерк, что я сделаю чуть позже.) Вопрос с названием судна – «Сестричка» – решился сам собой. Родная сестра Михаила Наталья согласилась отвезти нас на своем внедорожнике к месту старта – городу Сосногорску, что в республике Коми. На постройку лодки и испытания ушло около месяца, перед отправкой плавсредство было разобрано и в таком виде загружено на машину.

Журналистка Ненецкой телерадиокомпании Екатерина Гончарова в своём сюжете скажет, что лодка больше напоминает детский кораблик. Сравнение более чем удачное, даже рядом со встречавшимися нам в пути «казанками» «Сестричка» походила на слегка раздувшийся спичечный коробок. Но это случится позже, а пока на календаре 20 мая, день, в который забитая под завязку машина выехала из Твери в Сосногорск. Впереди почти двое суток пути через Ярославль, Вологду, Тотьму, Великий Устюг, Котлас, Ухту. И две тысячи километров российских дорог – асфальтовых и грунтовых, недавно отремонтированных и напрочь разбитых.

От Ухты – когда-то столицы Ухтпечлага – до Сосногорска по автомобильной дороге двадцать километров. Там на левом берегу Ижмы в течение ночи собрали лодку, загрузили и рано утром отправились в путь. Из этого небольшого городка газовиков и железнодорожников явно не каждый день выходят туристы на самодельных деревянных корабликах. Мы уже завершали погрузку, когда местные ребята, прознав о том, что какие-то личности готовятся отправиться в достаточно длительное, судя по поклаже, водное путешествие, спустились к нам и буквально засыпали вопросами: кто мы, откуда, куда собрались, зачем, надолго ли? Понятно, что это не последнее к нам внимание, интерес со стороны жителей прибрежных сёл и деревень мы вызовем еще не раз.

Наталья, которая провожала нас в Сосногорске, потом вспоминала: «Я как увидела спущенную на воду лодку, то даже засомневалась, что в такую маленькую войдут все вещи и продукты. Но всё уместилось. А когда она поплыла, мне вдруг стало тревожно за людей, отважившихся преодолеть водную стихию на этом суденышке».

Цель останавливает ветры

И так, старт. Наталья и местные мужики на берегу щёлкают фотоаппаратами, нас же течение все больше от них отдаляет. Остались позади дачные домики Сосногорска, посёлок Усть-Ухта и впадающая в Ижму речка Ухта, небольшой перекат. Первые несколько часов погода была прекрасная, солнечная, быстрое течение несло нас вперед по водной глади. Но уже к полудню небо затянуло облаками, подул встречный ветер, стало тяжело грести.Как мы и предполагали с самого начала, это был легкий бриз по сравнению с тем, что ждало нас впереди. Тем не менее, решено было остановиться и переждать непогоду.

Пользуясь паузой, немного расскажу о «Сестричке» и экипировке. Деревянная лодка длиной шесть метров и чуть больше метра шириной с каютой и мачтой. С внешней стороны днища несколько реданов, выполняющих роль киля и одновременно защищающих поверхность от ударов о камни и песок. На борту, как и положено, название, регистрационный номер (поправки в закон, разрешающие не регистрировать маломерные суда массой до 200 кг, вступили в силу уже после нашего старта) и, конечно, надпись «Тверь». Без мотора, весь маршрут мы преодолевали исключительно мускульной силой рук. В качестве путеводителя –картыGoogle масштабом 1:200000. Средняя скорость «Сестрички» – одна страничка А4 в сутки (примерно 40-45 километров).  

К вечеру ветер утих, мы отправились дальше. Жаль было потраченного на берегу времени. Хотели зайти в деревню Аким – первый населенный пункт ниже Сосногорска, чтоб повидать старых знакомых. Но не стали – из-за вынужденной стоянки Аким прошли только ночью.

Северная погода переменчива. Ясное безоблачное небо может в считанные минуты затянуть облаками, порывистый ветер запросто принесет с собой дождь, а то и снег (это в конце-то мая!). Более-менее «лётная» погода устанавливалась в первые двое суток нашего похода ночью, тогда и шли, а днём причаливали к берегу – отогреться у костра, поесть приготовить. День в среднем течении Ижмы (до её впадения в Печору порядка 300 километров) в это время хоть и длинный, часа на три-четыре всё же смеркается. Кромешной тьмы нет, видимость вполне хорошая, идти можно.

Правда, и ночью «небесная канцелярия» могла подготовить испытание. Сразу после Винлы подул сильный ветер. Останавливаться не хотелось – всего часа два как отправились с очередной стоянки. Да и пристать особо негде – оба берега либо заболоченные и поросшие тальником, либо зыбучие песчаные отмели. Ижма постоянно петляет, попутный поток воздушных масс за очередным поворотом становится боковым, а в следующее мгновение и вовсе дует навстречу. Температура на воде – чуть повыше нуля, брызги на одежде тут же превращаются в кусочки льда, время от времени начинает моросить дождь. Хорошо ещё, что река здесь не особенно широкая, волнам негде разгуляться.

Стараемся держаться ближе к берегу, где ветер слабее, однако каюта парусит, лодку постоянно разворачивает, то вынося на середину, то прибивая к суше. Последнее чревато ударом о камень или топляк, пробоиной или поломкой весла. Самое тяжёлое в такие моменты даже не усиленное налегание на весла и сопротивление стихии, труднее гнать от себя нехорошую мысль: «Зачем я сюда пошёл, спал бы сейчас себе дома в тепле». Точнее, не гнать, а вообще близко не подпускать. Но поставленная цель оказывается сильнее дождя и ветра, тем более что непогода рано или поздно прекращается, а желание-то остаётся. Так день за днём, страничка за страничкой мы проходили деревни и сёла Порожск (названная так благодаря частым порогам выше по течению, самыми крупными из которых являются Ужпельский, Каменный, Сердце, Бычье горло), Винла,Поромес, Кедавом, Койю…

Без разрешений и волокит

Север живёт своей жизнью. По берегам среди таёжных сосен и лиственниц то и дело мелькают промысловые избушки, по ночам на воде встречаются поплавки от рыболовных сетей. Вот посёлок Том, где вершину крутого песчаного берега украшает паромнаябаржа. То ли вода в какой-то год так высоко поднялась, и его туда половодьем занесло, то ли люди зачем-то сами затащили.

Немного не доходя села Мошъюга, мы поравнялись с ребятами, сплавлявшими пиломатериал для строительства промысловой избушки. Одного звали Игорем, второго, как и нас, Михаилом. Оба из села Ижма, столицы Ижемского района, а избушку собирались ставить чуть ниже райцентра. Иметь такие домики в лесу, куда можно приехать отдохнуть да порыбачить, не только удобно, но еще и выгодно для семейного бюджета. В краях, где нет дорог и где добираться можно только по воде, промысловые избушки часто становятся прибежищем для совершающих служебные рейды сотрудников рыбнадзора, ГИМС или полиции. А где ещё можно переждать непогоду? Главное, рассказал Игорь, поставить в известность местную администрацию, что к избушке есть свободный доступ, тогда хозяевам за неё будут доплачивать. И никаких разрешений получать не надо, никакой волокиты с бумагами. Да и туристы вроде нас всегда могут в такой избушке остановиться, отдохнуть, согреться у печки.

Впрочем, в последнее время все меньше становится тех, кто оставляет двери в домики открытыми. Виной тому, пояснили наши новые знакомые, участившиеся случаи воровства. Самое ценное в избах это печи-буржуйки, их и крадут. Поэтому многие хозяева, покидая «лесные дачи», предпочитают закрывать их на замок.

Часть 2. Бурлаки и охотники

Большая вода, ветер, дождь, снег в конце мая. Гостеприимство местных жителей, удачная охота и первая преграда. Это река Ижма, быстрое течение несёт нашу лодку «Сестричку» к Печоре. А она ещё ох, как далеко. 

Чудеса, да и только

В том, что такой источник и носитель информации как «сарафанное радио» не теряет своей актуальности даже в наш век высоких технологий, мало кто сомневается. Да и вряд ли когда потеряет, особенно в таких отдалённых местах. Мы с Михаилом в этом убедились сами.

В Мошъюге решаем пополнить запас продуктов. Михаил остался на берегу в лодке, я отправился на поиски магазина. Село стоит не на самой Ижме, а на впадающей в неё узенькой речке Мошъю. Знай это раньше, мы или причалили бы за местом впадения или, дойдя до конца Мошъюги, вошли бы в эту речку и немного прошли по ней вверх. Но по карте Мошъю не просматривалась, поэтому встали там, где встали. Вот и пришлось мне сначала пересечь отмель, лужок, на котором паслись лошади, затем перейти вброд Мошъю.

Сама по себе речушка не широкая и в остальное время неглубокая, но не в конце весны. Вода в ней настолько чистая и прозрачная, что видно дно. Ищу местечко, где б пересечь и при этом не зачерпнуть в сапоги. Изрядно поплутав по берегу, вроде нашел такой участок. Сухим, правда, выйти не получилось, чуть повыше колен я все же окунулся. Но не беда, главное – не намок фотоаппарат.

Я еще не успел подняться в село, мне навстречу уже шел мужчина. «Я вас тут давно уже жду, вижу, плывёт лодка, надо встретить, вдруг помощь потребуется». Виктор Антипин – так его зовут – когда-то работал водителем в райцентре. А несколько лет назад перебрался в родне места, где и живёт с матерью Тамарой Гурьевной. Теперь его занятия, как и у подавляющего большинства сельского населения северных Коми это рыбалка и охота. В качестве подспорья – приусадебный участок да две пенсии.

Мы идём с ним через всё село в магазин. Узкие улочки, деревянные домики, окружённые невысокими заборами, обелиск в память о погибших в годы Великой Отечественной войныземляках. Единственное, что напоминает о веке высоких технологий – антенны-тарелки на некоторых домах. В самом центре Мошъюги – деревянная колокольня. «Это – единственная такая колокольня во всей республике Коми», - поясняет Виктор. И он прав.

В прошлом году при поддержке местных властей был выпущен буклет-энциклопедия «Семь чудес Ижемского района». По аналогии с «Семью чудесами света», «Семью чудесами России» и «Семью чудесами Коми». По задумке авторов, данное издание должно послужить своеобразным брендом для привлечения туристов. Среди естественных и рукотворных диковинок отдельное место в буклете занимает колокольня  собора Пресвятой Богоматери, построенная в 1884 году и отреставрированная в 2006-м.

Вот строки с официального сайта Ижемского района: «Колокольня трехъярусная. Рубка тщательная, «в лапу», без выпускных концов. Каждый ярус выделен приставным декоративным портиком с колоннами. С большим искусством вырезаны коринфские капели колонн... Выпуклая четырехскатная кровля завершалась шпилем с крестиком... Нельзя не поразиться мастерству плотников, поставивших такую громаду и так сложивших друг на друге три сруба, что за 115 лет колокольня не погнулась…» Здесь же приводится цитата из книгиисторика и исследователя культуры Русского Севера Генриха Гунна «По Нижней Печоре»: «Мошъюга – поистине архитектурный памятник, своего рода местный музей деревянного зодчества под открытым небом! Его необходимо всячески сберечь и популяризировать, другого такого села ни на Ижме, ни на всей Печоре нет».

О нашем возможном появлении в селе моему новому знакомому поведали какие-то рыбаки из здешних мест. Кто именно, для нас так и осталось загадкой. Виктор настойчиво приглашает меня к себе в избу. Пытаюсь отказаться, объясняя, что в лодке меня ждёт напарник, но тщетно. Пока я отогревал возле печки промокшие ноги, Антипин сходил и за Михаилом. Капитану моему повезло больше. Посадив Михаила в свою «казанку», Виктор в высоких болотных сапогах протащил лодку через Мошъю. Позже он таким же образом переправил нас двоих к «Сестричке». Дома Тамара Гурьевна угостила домашним обедом, по которому мы за несколько дней плавания уже успели соскучиться. В качестве «десерта» – солёные мальки. Закуска, надо сказать, отменная!

И охотнику Сеть не чужда

Молва, летевшая впереди нас, стремительно набирала обороты. Уже было известно не только то, что по Ижме на гребной лодке идут два чудака, но и как этих чудаков зовут. Ближе к вечеру, когда мы уже присматривали место для ночлега, нас на моторке догнал парень лет тридцати пяти. «Здравствуйте, вы Михаилы? - спросил он. – Я тоже». В подтверждение своих слов парень показал нам сжатый кулак, на пальцах которого было вытатуировано «Миша». После короткого знакомства и обмена впечатлениями последовало приглашение присоединиться к компании, от которого мы, понятное дело, не стали отказываться.

Заканчивался предпоследний день охоты на пернатую дичь, у пятерых мужчин он явно оказался удачным. Об этом говорил не только их настрой, но и отменный суп на утином бульоне, который к нашему появлению был практически готов. Вроде и несложный – картофель да гречка, но в этом, как известно, и заключается поварской талант: из ничего приготовить такое объеденье, что пальчики оближешь. Правда, охотничий суп совсем не походил на «из ничего» – всё-таки насыщенный бульон из дичи, да на костре сваренный. Любой скажет, что костёр – это немаловажный ингредиент к блюду. Благодаря обилию жира суп никак не хотел остывать даже в вечерней прохладе. Мы с тёзкой-напарником не раз обожгли языки, пока содержимое наших мисок достигло более или менее приемлемой температуры.

Наши посиделки возле охотничьего костра напротив деревни Ласта чем-то напоминали всем известную картину Перова. Этот слегка приторный вкус утиного супа и веселая компания оказались лишь частью того по-своему удивительного вечера, гулким эхом донёсшегося до Твери. Вечер был, что называется, мечта фотографа: тихая безветренная погода, присущая поздним сумеркампалитра оттенков, редкие перистые облака как в зеркале отражались в казавшейся неподвижной ижемской глади. Прощаясь, обменялись с охотниками номерами телефонов и электронными адресами, чтобы я смог прислать фото с того привала. Но электронный сигнал несет информацию на тысячи километров значительно быстрее, чем течение реки деревянную лодку. Мы и до устья Ижмы не дошли, когда дочь Михаила Екатерина получила в социальной сети сообщение со сделанным на мобильный телефон снимком: «Это Ваш папа путешествует по Коми?». Ну, нигде от глобальной сети не спрячешься.

Бурлаки на Ижме

Ещё пару лет назад о селе с названием Ижма мало кто знал. Широкую известность оно получило благодаря счастливой случайности, позволившей избежать десятков человеческих жертв. Именно здесь, на заброшенной полосе местных авиалиний, использовавшейся лишь как вертолётная площадка, в сентябре 2010-го совершил аварийную посадку самолёт ТУ-154, летевший из Якутского аэропорта Полярный в Москву. Этот эпизод назовут «Ижемским чудом», правда, в упомянутую уже энциклопедию «Семь чудес Ижемского района» данный факт не вошёл.

В Ижме мы встретили первое препятствие. Ровно за сутки до нашего там появления (вот он, закон подлости, повлиять на который не может даже северное гостеприимство) через  реку протянули наплавной мост, соединяющий райцентр с деревнями и сёлами Гам, Бакур, Мохча и Сизябск. Обычный для тех мест способ переправы: зимой по льду, летом по временному сооружению, а в межсезонье… В эту пору очень многие населённые пункты становятся попросту отрезанными, и это тоже обычное явление.

Преодолеть конструкцию из соединенных между собой паромных барж можно лишь под аппарелью на левом берегу. Но там с трудом проползают даже моторные лодки с ветровым стеклом, чего уж говорить о «Сестричке» с каютой. Разбирать, а потом снова ее собирать – сколько времени и сил уйдет? И не демонтировать же мост? Выход был один – перетаскивать «Сестричку» через узкий перешеек дороги. Вдвоём не вытянуть, а день недели – суббота, времени шесть утра. Решили ждать, пока кто-нибудь из добрых людей не проснётся и не поможет.

Ждать, к счастью, пришлось недолго. Сначала проезжавший мимо рыбак пообещал подъехать через полчаса на УАЗике с прицепом-роспуском, на котором лодку можно будет перевести через переправу. Он действительно сдержал свое слово, правда, помощь техники к тому моменту уже не понадобилась. Из старенького катера, служившего административным корпусом объекта, вышли начальник мостовой переправы и служащий, и вчетвером, набросав предварительно бревен, как бурлаки проволокли по ним лодку. Потом подъехал тот самый рыбак на УАЗе, чуть позже к нам присоединился ехавший за реку по служебным делам молодой мужчина в полицейской форме. А что ему оставалось делать, ведь «Сестричка» перегородила всю проезжую часть.

Часть 3. Большая и такая разная

Места на средней и нижней Печоре ещё более глухие и безлюдные, чем на Ижме. Разве плохо? Наоборот, замечательно, что остались где-то уголки нетронутой техногенным воздействием природы в первозданном её виде.

Дальше Диюра не сошлют? Сошлют

После частых дождей в самом начале путешествия небесная канцелярия порадовала нас отличной погодой. Можно наконец-то снять с себя тёплые куртки и свитера и раздеться до пояса, подставив плечи припекающему солнышку. Вода понемногу спадала, оставляя на суше все то, что было принесено паводком. Мы сначала даже не поняли, что за бесформенные глыбы грязно-серого цвета лежат по берегам. Присмотревшись поближе, увидели: лед. Выброшенный в половодье и сейчас медленно тающий.

Отсутствие ветра позволило отложить вёсла –нас хорошо несло течением– и наслаждаться красотами природы. Главное, что еще не летали комары, выйди мы на пару недель позже, от насекомых было бы не спрятаться.

Перед деревней Константиновка река распадается на две протоки (шара), образуя остров длиной порядка десяти и шириной около четырёх километров. Километров через десять-двенадцать после слияния рукавов – несколько явно нежилых домиков: всё, что осталось от деревни Черноборская. Здесь Ижма делает небольшой поворот на запад. Дальше полузаброшенный посёлок Ыргеншар (Юргеншар), почти сразу за ним деревня Диюр. Отсюда уже и до Печоры рукой подать – всего шесть километров. Но до впадения Ижмы ещё, что называются, грести и грести, две реки текут практически параллельно друг другу.

Выстроившиеся в несколько ярусов на пологом береговом склоне деревенские улочки – с воды Диюр смотрится очень даже живописно. Делаем в ней остановку, чтобы подзарядить аккумулятор фотоаппарата. Благодаря продавщице местного магазина техника вновь была готова запечатлевать каждый шаг нашего путешествия. Ещё после посещения Диюра на «Сестричке» появился якорь, его нам подарил Виктор Ануфриев, кочегар из медпункта. Виктор коренной коми, но в деревне, по его словам, живут русские и украинцы. В основном потомки тех, кто был отправлен сюда в 20-30-е годы прошлого века как классовые враги. В продолжение темы наш собеседник рассказал историю из своей армейской юности, чем лишний раз опроверг советский анекдот про «дальше тундры не сошлют». Ссылали, да ещё как, даже из суровых мест республики Коми в не менее суровые. Главное – как можно дальше от родного гнезда.

«Служил я в Хабаровском крае. Как-то мы с земляком-сослуживцем ушли в увольнение. Идём по городу, разговариваем между собой на языке коми. И вдруг нас на нём же окликает пожилая женщина. Представляете, что это такое – услышать родной язык за десятки тысяч километров от дома? Оказалось, женщина родом из Ижемского района, их семья жила зажиточно, но когда началась коллективизация, у них отобрали всю скотину, а самих сослали на Дальний Восток».

После Диюра небольшой овражек, дальше бор на крутом берегу. Это Мишкаяг – излюбленное в прямом смысле слова местечко для романтических встреч.

Печорская эйфория

В нижнем течении Ижма заметно шире, больше становится проток, заводей и крупных островов, а лесистые берега активнее сменяются лугами и болотами. Вечер, вдалеке послышался шум мотора – кто-то возвращался с рыбалки или охоты. Провожающий нас Виктор Ануфриев прислушался: «Не наш, в Диюре ни у кого «Ветерков» нет». Такая вот своеобразная система распознавания «Свой – чужой».

Наутро мы, наконец, подошли к устью Ижмы. Пару раз по пути нас угощали рыбой, на Печоре, следуя характерной для этого времени года розе ветров, советовали держаться правого берега и предупреждали, что волна может разыграться нешуточная. Очень скоро мы в этом убедились. Пока же Печорские просторы вызвали у нас эйфорию, сравнимую, наверное, с той, какую испытывает курсант летного училища, впервые после подготовки на тренажерах поднявшийся самостоятельно в небо. Ясная и тихая погода позволила нам спокойно, огибая острова, перейти с левого берега, где впадает Ижма, на правый. Помня о предостережении, мы решили держаться именно этой стороны, где больше проток-шаров, идти по которым намного спокойнее и безопаснее.

Правый берег средней Печоры по большей части представляет собой конические песчаные холмы, разделенные между собой размытыми талыми водами оврагами. Издали они могут напоминать горные хребты. В отличие от ижемских, растительность покрывает в основном вершину берега, оставляя сам склон практически голым, за исключением одиноких елей и зарослей кустарника по оврагам. Иначе и быть не может – плывущие в половодье льдины, словно танки, сметают на своем пути все живое. Левый берег наоборот, более пологий с обширными пойменными лугами. Впрочем, с расстояния в два километра – именно такой ширины достигает здесь Печора – детально рассмотреть его не удаётся.

Уже открыта навигация, и время от времени нам попадаются идущие вверх баржи – в посёлок Щельяюр, это чуть выше впадения Ижмы. Щельяюр – перевалочная база на пути с «большой земли» в столицу Ненецкого автономного округа Нарьян-Мар, конечную цель и нашего путешествия. От Ухты машины с продуктами и товарами народного потребления идут по не самым лучшим дорогам до Щельяюра, где грузятся на баржии направляются в заполярье уже водным путём.

Восторг от осознания того, что тебе выпала удача пройти по Печоре, немного угас на первой же стоянке. Вода в реке при ближайшем рассмотрении оказалась какой-то мутной. Правда, осадка на дне котелка после кипячения не было, да и привкуса никакого мы не заметили. Впрочем, намного ли чище водопроводная вода, даже пропущенная через фильтры?

Мозговитые староверы

К концу первого дня на Печоре и шестых суток путешествия в целом мы прошли Усть-Цильму – одно из самых древних сел Европейского севера и последний райцентр республики Коми на нашем маршруте. О его приближении напоминало обилие ржавых баркасов и катеров, брошенных у берега. Когда-то они исправно служили местному населению, теперь либо таким образом нашли свой последний приют, либо были специально оставлены как памятники более благополучному времени.

Как столетия назад, Усть-Цильма и в наши дни считается центром печорского старообрядчества. В конце 17 века сюда устремился поток переселенцев из Центральной России, не принявших церковную реформу патриарха Никона. Здесь до сих пор сильны традиции этой ветви христианства, для современников, интересующихся старинным фольклором и жизненным бытом, Усть-Цильма – настоящий клад.

Но время не стоит на месте даже в таких удалённых от крупных городов поселениях. Поэтому для меня село стало ещё и центром инженерной мысли. Расположено оно в том месте, где Печора делает поворот на 90 градусов на север, поэтому берег здесь более низкий, чем выше и ниже Усть-Цильмы. Практически на всем протяжении села – а это километров десять-двенадцать – вся береговая линия усеяна кузовами от автомобилей, автобусов, старыми катерами. Останки транспортных средств буквально врыты в землю, кое-где сквозь них прорастают деревца и кусты. Более или менее чистый берег лишь возле окружённой забором строящейся церкви. С чего бы, думаю, жители Усть-Цильмы устроили прямо у себя под носом свалку металлолома?

Стоял ясный солнечный вечер, на брошенных кораблях сидели небольшие группы местной молодёжи. При появлении «Сестрички» мирно беседовавшие парни и девушки оборачивались в нашу сторону и пытались снять лодку на мобильные телефоны. Это потом мне уже объяснили знающие люди: машинно-корабельное кладбище – не что иное, как береговое укрепление. Дно реки перестали чистить уже лет двадцать назад, а воды-то меньше не становится. И Печора, если не принять мер, может запросто промыть новое русло.

Чтоб поход мёдом не казался

Погода, казалось, портиться даже не собиралась, и мы с Михаилом расслабились. Однако широкая северная река дала понять, что делать этого не стоит. Вечером третьего дня плавания по Печоре мы попали в такой шквал, что в считанные секунды лодку захлестнуло волной и едва не перевернуло. Да и налетел шквал также в течение каких-то двух или трех минут. У каждого туриста случаются ситуации, когда он обращается к Богу. Как иначе объяснить то, что волна налетела в тот момент, когда мы шли не по середине реки и не мимо затопленного кустарника или голого песчаного откоса, а в нескольких метрах от широкого и полного дров берега? И что ветер задул в сторону берега, а не от него.

Когда мы причалили, воды в лодке было едва ли не половина. Вот тут-то мы пожалели, что не обшили «Сестричку» изнутри пеноплексом, сделав её таким образом непотопляемой. Окажись мы чуть дальше от берега или измени ветер направление, поход был бы окончен. Сами-то мы – люди физически крепкие и умеющие плавать – может и выбрались бы, а вот лодка со всем скарбом и продуктами пошла бы ко дну. И кто знает, сколько пришлось бы сидеть посреди леса без связи и ждать помощи? Был, в общем, нам сигнал свыше – в следующий раз подобными мерами безопасности не пренебрегать.

Судя по кострищам, на месте, где нас врасплох застала непогода, уже кто-то останавливался. Дров было столько, что жги – не хочу, весь берег был практически усеян целыми стволами выброшенных топляков. Разведя огромный костер, мы всю ночь отогревались и просушивались. Жаль, не получилось его сфотографировать: не до того было, да ещё и дождь пошёл. Хотя зрелище было стоящее – пламя поднималось выше чем на метр. Жар стоял такой, что и волны, разбивающиеся о берег под нестихающим шквалистым ветром, и дождь казались чем-то далёким и неправдоподобным.

Но не бывает, как известно, худа без добра: вынужденная остановка и просушка позволили нам навести в лодке порядок. Омытая волнами и дождём «Сестричка» выглядела будто новенькая, только что сошедшая со стапелей.

Часть 4. Северный туризм: мечты или реальность?

Признаюсь, к середине второй недели похода мы потеряли счёт времени. Мобильные телефоны, служившие часами, давно разрядились, да и какая разница, который сейчас час. Поставить палатку можно хоть днём, хоть вечером, было бы место хорошее.

Соединяет берега седой паромщик

Наутро погода вновь разгулялась, словно извиняясь за доставленные накануне неудобства. Мы опять двигались к своей цели, держась правого берега и по возможности уходя с основного русла в более спокойные протоки. Пару раз, насколько хватало сил грести против течения, заходили порыбачить в небольшие речушки. Ещё через двое суток подошли к селу Окунев Нос. Село, как утверждается здесь, «маленькое, да удаленькое, побратима имеет аж из самой Исландии – городок Хваммуp». Окунев Нос у нас был отмечен как точка невозврата: после него уже нет дорог, поэтому рассчитывать в случае непредвиденной ситуации выбраться на машине или тракторе бесполезно. Оставалось только надеяться на крепость рук и на силу друга. А ещё на волю Божью.

Продавщица местного магазина, куда мы снова, пользуясь случаем, зашли подзакупиться и подзарядиться, поведала, что мы не первые туристы, путешествующие по Печоре, которых она встретила. Буквально за пару дней до нас на яхте под парусом шла семейная пара. Вот, наверное, кто жёг костёр там, где мы с Михаилом чудом спаслись. 

Там же наблюдали, как трактор пытался стащить стоящий у берега паром. Сколько он там стоял, неизвестно, но уровень воды успел упасть настолько, что многотонная платформа ушла в песок, и одним лишь буксиром её было не сдвинуть. Судя по виду этого речного трудяги, он таскает паромные баржи как минимум третий десяток лет. И неизвестно, сколько еще будет таскать. Надо сказать, что за все путешествие мы не увидели ни одного моста, то сооружение, что преградило нам путь в Ижме, было единственным стационарным, если можно так назвать, объектом переправы. А возводить капитальный мост в условиях бездорожья среди наполовину вымерших посёлков и деревень попросту невыгодно. Поэтому паром на севере долго ещё будет оставаться основным способом транспортного сообщения.

Небо багрово красно перед восходом

Кто-то отмечает переход экватора, а для нас событием стало пересечение северного полярного круга. Вдвойне символично, что случилось оно 31 мая, на этот случай у нас заранее была припасена бутылка шампанского. Впрочем, долго пройти нам все равно не пришлось. Накануне вечером красный закат давал понять, что в течение дня погода испортится, поэтому прямо с утра решили искать место для стоянки. Нашли его быстро – в устье речки Сэдзьвы практически сразу же за полярным кругом.

Встали, надо сказать, вовремя. Мы ещё костёр развести толком не успели, как небо затянуло низкими тучами, и на Печоре разыгралась волна. К вечеру водные просторы больше напоминали один сплошной перекат в верховьях горной реки, ветер не утихал в течение двух дней. Так что начало лета мы встретили в ожидании у Печоры погоды, и сколько нам ещё предстояло ждать, неизвестно.

С каждым днём вода стремительно убывала, если вечером привязанная к дереву лодка мерно покачивалась на волнах, то к утру на плаву оставалась лишь корма. На третьи сутки непогода немного улеглась, во всяком случае, стала заметна граница двух рек – голубой Сэдзьвы и Печоры с буроватым отливом. Впрочем, хорошего небо тоже не сулило ничего, но пассивное ожидание и ловля рыбы – единственное, что чем можно было себя занять – начали утомлять. Решили вечером выходить, во что бы то ни стало. Следующие два дня стали для нашей небольшой команды периодом испытания, если не на прочность, то на физическую выносливость точно. Встречный ветер, волны, возникающее у песчаных отмелей обратное течение заставляли нас усиленно грести. Один – на основных вёслах, второй корректирует направление рулевым веслом.  В результате мы за сутки проходили едва ли не вдвое больше запланированного, компенсировав даже вынужденное «стояние на Сэдзьве».

 Глушь – понятие относительное

В таком темпе мы пересекли ещё один этап – границу республики Коми и Ненецкого автономного округа. Природа за полярным кругом заметно отличалась от той, что до него. Вместо густых боров верхушку берега окаймляли редкие и низкорослые сосенки и березки, да и сам берег был значительно ниже. Единственное, что оставалось неизменным, это заросли тальника на заболоченных островах, которых при приближении к низовьям Печоры становилось всё больше.

Деревня Мархида – первый отмеченный на карте населенный пункт НАО – оказалась нежилой, вместо неё стояли лишь две промысловых избушки, баня да металлический ангар. После расположенного в устье реки Виски села Виликовисочного Печора разделяется на Старую Печору (справа) и Новую Печору (слева). Через несколько часов хода по Старой Печоре деревня Пылемец. Вот тут впору задаться вопросом, что мы – жители средней полосы – характеризуем не иначе как «глухие места»? По каким признакам мы их определяем?

Представьте себе деревню, где продукты можно купить только с катера-лавки, который приходит не чаще одного раза в две недели. Источник электроэнергии – дизельный генератор, дизель, летом в целях экономии топлива работающий несколько часов в сутки. Работы нет, дизель – единственный источник хоть небольших, но все же денег. Школы тоже нет, несколько подростков учатся в интернатах Нарьян-Мара и соседнего села Оксино. Да и домов в деревеньке не более полутора десятков, из которых обитаемым в первых числах июня 2012-го оказался только один. 

И кто теперь скажет, что глушь, это когда вместо асфальтагрунтовая дорога, по которой два-три раза в неделю ходит автобус? Или если ближайший магазин находится в пяти километрах?..

Сразу за Пылемцом начинается протока Городецкий Шар. Нам туда, а далее в Пустозерск – древний центр Печорского края, переставший существовать в середине прошлого века.

Сегодня деревня, завтра туристическая Мекка

Попасть из Городецкого Шара в Городецкое озеро, на берегу которого расположено городище Пустозерск, удобнее всего по Городецкой (прошу прощения за каламбур, но из топонимики, как и из песни, слова не выбросишь) речке. Почти у самого озера расположилась деревня Устье. Логика, правда, в названии не совсем ясна, ведь речка вытекает из Городецкого озера, а не впадает в него. Ну да ладно, Устье, так Устье.

В отличие от того же Пылемца, эту деревню вымирающей назвать никак нельзя. Наоборот, благодаря Пустозерску, имеющему статус историко-культурного заповедникафедерального значения, у неё есть все шансы стать ведущим туристическим центром.

Считаете такую перспективу для маленькой заполярной деревни невероятной? Как знать. Туда, где терпел муки Аввакум, паломники-староверы и небольшие группы любителей старины ходиливо все времена, а сегодня музей Пустозерска и частные компании организуют экскурсионные поездки на озеро и для всех желающих. Если не принимать во внимание такие «мелочи» как климатические условия (даже летом запросто может пойти снег) и расценки (минимальная стоимость однодневного тура 9000 рублей), глядишь, может и станет Городецкое озеро притягивать туристов так же, как сегодня их влекут Байкал или кавказские дольмены.

Для того, чтобы это случилось как можно скорее, в Устье была построена база, где гости могут переночевать и взять напрокат оснащение для отдыха. Во дворе базы длинная шестивесельная деревянная парусно-гребная лодка-ушкуй – не точная копия, но очень похожая на те, что в XI-XV веках использовались новгородцами для вооружённых набегов на соседние земли. В 1991 году отставной морской офицер из Мариуполя, уроженец здешних мест Иван Просвирнин организовал и возглавил российско-украинскую историко-географическую экспедицию "Ушкуйники", посвящённую 500-летию Пустозерска. Она состояла из нескольких этапов и проходила по маршруту Великий Новгород – Пинега – Усть-Цильма – Нарьян-Мар – Ходовариха (теперь нежилой посёлок Ходовариха на полуострове Русский Заворот в Баренцевом море). Где по воде, а где волоком – почти так, как это делали столетия назад.

Сохранившаяся в Устье лодка – одна из тех, что прошла по маршруту «новых русских и украинских ушкуйников», другая, вернее, то, что от неё осталось за два десятка лет – возле памятного креста на территории Пустозерска.

«Вот эта лыжа была специально приделана, чтоб не повредить дно лодки, когда её волокли по суше», - рассказывает Иван Кожевин, участник одного из этапов экспедиции и последний пустозер. В 1964 году дом семьи Кожевиных был перевезён в Устье, теперь на прежнем месте столбик с табличкой. Как, впрочем, и на месте остальных строений. «Будете в Пустозерске, увидите его, наш дом стоял на самом краю». 

В этой же деревне – Преображенская церковь, сейчас помещение пустует, а в советское время использовалось под склад. Рядом дом Терентьевых – двухэтажный бревенчатый сруб, входящий, как и другие исторические постройки, в состав музея-заповедника.

За свою жизнь Иван Кожевин сменил немало профессий, был связистом, спасателем, егерем. Он до каждого бугорка знает все памятные места на Городецком озере, благодаря чему в качестве проводника-гида водит туда путешественников. Приезжают и иностранцы, охочие до экзотики в виде сурового российского заполярья. Этот крепкий мужик, не раз и не два ходивший в сложные и опасные походы, нашу лодку толи в шутку, толи в серьёз почему-то назвал душегубкой. «Я бы, - говорит, - никогда не решился идти по Печоре на одних только вёслах».

Часть 5. Пустозерск

Город-призрак, место, где окончилась земная жизнь духовного лидера старообрядчества протопопа Аввакума. Это Пустозерск, одна из главных целей нашего путешествия. Думаю, побывать здесь хочет каждый, кто знает и любит историю своей страны.

Первый город в Заполярье

«Кресты, кресты, могилы, тишина// Звенящая покоем душ нетленных.// И солнце яркое и лес и синева –// Все дышит бесконечностью мгновенья». Строки из стихотворения Бориса Ваградова очень точно отражают вид сегодняшнего Пустозерска. Какие эмоции вызывают у человека далёкие очертания побережья, сплошь усеянного крестами – могильными, поклонными, церковными? Равнодушными точно вряд ли кого оставят, как и история этих мест – богатая и кровавая. А как иначе? Все великие свершения делались на человеческих костях, так было, есть и будет во всём мире и во все времена.

Пустозерск (произносится через «е») – исчезнувший город на Богородичном мысу Городецкого озера в нижнем течении Печоры в 30 километрах от Нарьян-Мара и в 100 километрах от устья Печоры. Он был основан осенью 1499 года как острог по приказу царя Ивана III воеводами Семёном Курбским, Петром Ушатым и Василием Заболотским-Бражником во время похода их войска за Урал. В те времена озеро именовалось Пустым, по одной из версий, из-за того, что там не водилась сёмга, отсюда и название города. Это был первый русский город на крайнем севере, можно сказать, островок жизни среди казавшейся безжизненной и бесконечной снежной степи. Вплоть до начала 17 века Пустозерск являлся важнейшим форпостом на северо-востоке страны, опорным пунктом на пути за Урал и в Сибирь, крупным промысловым, торговым и культурным центром на всём протяжении от Баренцева моря до рек Вычегды и Мезени.

В дальнейшем в силу ряда причин город потерял своё экономическое значение. В1762 году была полностью разобрана крепость, а спустя 18 лет упраздненПустозерский уезд.

Как любой удалённый от «большой земли» город-острог, Пустозерск был местом ссылки и заключения. В разное время здесь отбывали наказание участники восстаний Кондрата Булавина, Степана Разина, «Соловецкого сидения», боярин Артамон Матвеев, дальний родственник «солнца русской поэзии» Сергей Алексеевич Пушкин, протопоп Аввакум.

Вглубь веков

Дыхание ли прошлого тому причиной или что-то другое, но пустозерское городище наполнено какой-то особой энергетикой. Или это нам просто показалось? Возможно, только бродя среди столбов с табличками «на этом месте стоял дом…», кажется, будто хронометр здесь остановился полстолетия назад, когда жителей переселяли в Устье, Нарьян-Мар и другие места. В 20-30 годы прошлого века город, когда-то сыгравший важную роль в становлении Российской экономики, представлял собой обычный северный посёлок на 25-30 жилых домов, а к средине 50-х годов там проживало уже не более десятка человек. Уже вовсю шёл процесс упразднения Пустозерска как неперспективного населённого пункта, и в 1967 году он был окончательно снят с государственного учета.

Вот деревянный столбик, где стоял дом родителей Ивана Кожевина. Невдалеке наклонившийся знак, указывающий, что ныне это место именуется «Городище Пустозерск» и охраняется государством. Метрах в двухстах несколько торчащих из земли полусгнивших бревен – все, что осталось здесь от Преображенской церкви. И тоже памятный столбик с табличкой. Проходишь несколько шагов, и встречаешь такой же колышек на месте дома Семковых, в 30-х годах переселённых в столицу НАО. Но ещё больше вокруг столбов, на которых уже не осталось никаких напоминай о живших здесь людях. Кто они, куда уехали, как сложилась их дальнейшая судьба, неизвестно. В считанные минуты столбики как будто бы превращаются в жилые дома и хозяйственные постройки, и перед глазами возникает уже не мёртвое городище, а тихое село с узкими улочками, где время неторопливо отсчитывает часы, года, столетия. А, взглянув на фрагменты археологических раскопов, переносишься ещё дальше – вглубь веков... Только свежие цветы на старых кладбищенских могилах возвращают в сегодняшний день.

Этот каменный обелиск – памятник исчезнувшему городу – был установлен в 1964 году. На мраморной плите история Пустозерска. Дальше на север, по холмистой равнине с едва пробивающимися кустарниками, и вот оно то, куда приезжают поклониться сотни людей: предполагаемое место, где в апреле 1682 года были заживо сожжены духовный лидер старообрядчества протопоп Аввакуми его ближайшие сподвижники – священник Лазарь, диакон Фёдор и инок Епифаний. Предполагаемое – потому что точного места уже не установить, наверное, никогда. Сейчас здесь деревянный памятный знак: сруб, из центра которого выходят два параллельных резных столба с колоколом, увенчанных двускатной крышей.

  

Долго ли сии муки? Аж до самыя смерти

Протопоп Аввакум, он же Аввакум Петрович Кондратьев, священнослужитель, яростный противник никонианской реформы, философ и писатель. Человек отнюдь не кроткого нрава, он был необычайно строг не только к себе, но и к своей пастве, безжалостно критиковал нововведения в православной церкви, обвинял в произволе бояр и воевод, достойно переносил телесные наказания, тюрьмы, ссылки, голод и холод. В 1667 году сослан в Пустозерск, где просидел в земляной тюрьме без малого 15 лет. Именно здесь им было написано знаменитое «Житие».

Зимой пронизывающие ветры, летом тучи комаров и гнуса – вот примерно, что такое Пустозерск. Плюс нечеловеческие условия содержания в остроге. Это может сломать кого угодно. Или, наоборот, закалить ещё больше. В отличие от ссыльных бояр, Аввакум в письмах к царю о милости и снисхождениине просил.

Существует два основных предположения, почему опальный священник и писатель был казнён. Чем вдруг он стал до такой степени опасенпосле полутора десятка лет сидения в тюрьме? Первое – Аввакум был признан политическим преступником, «за великие на царский дом хулы». Второе – он, как и тысячи старообрядцев, погиб именно за свои убеждения и распространение идей. Стоя возле памятного знака, хочется попытаться понять, что же четыреста лет назад заставляло людей идти на страшную смерть, но не принимать новые церковные правила? И кто помогал этомумужественному человеку, так и оставшемуся неразгаданной легендой русской духовности, выжить в жутком остроге?

Весной прошлого года в день 330-летия со дня гибели узников на территории Пустозерска была освящена часовня имени протопопа Аввакума, построенная на средства предпринимателя из Усть-Цильмы сына депортированного в годы войны поволжского немца Вальтера Фота.

  

Край непуганых зайцев

Мы простояли на Богородичном мысу чуть больше суток. Тишина над озером изредка прерывалась гомоном чаек или рокотом лодочного мотора. Обращала на себя внимание ещё одна любопытная особенность городища – зайцы, которые бегали мимо нашей стоянки, абсолютно нас не пугаясь. Пару раз даже задерживались возле костра – толи погреться, толи полюбопытствовать, кто же это проник на их территорию. Видимо, не так много людей посещает Пустозерск, потому и ушастые непуганые. Или, наоборот, настолько много, что животные воспринимают их как родных и безобидных. А может, всё намного проще: особое место – особые и зайцы.

Напротив Богородичного находится мыс Виселичный, названный так потому, что там казнили ненцев, в разные годы совершавших вооруженные набеги на Пустозерск. В память о них в 1999 году установлен монумент Хэбидя Тэн, что по-ненецки означает «памяти предков посвящается». Три лиственничных идола, представляющие собой изображение северных воинов. Впрочем, трудно представить, чтобы самобытный народ, живший здесь тысячелетиями, покорно сносил вторжение русских и постоянно растущие с их стороны поборы. Люди постарше сегодня вспоминают, что конфликты с кочевыми ненцами продолжались едва ли не до конца существования СССР: последние часто совершали набеги на колхозы, резали коров и прятали в снегу туши.  

Сегодня администрацией округа в рамках подъёма туристического потенциала Пустозерска планируется возведение на его месте (или недалеко от него) острога с целым рядом строений (дом воеводы, баня, амбары). Если бы меня спросили, как я к этому отношусь, я бы ответил что отрицательно. Городище в том виде, в каком существует сегодня, гораздо больше передаёт дух истории, нежели любая бутафория, будь она хоть сверхточной копией своего предшественника. Но это всего лишь моё мнение, которым никто пока не поинтересовался.

Часть 6. Ань дорова, Нарьяна-Мар!

«Городок не велик и не мал у Печоры у реки, где живут оленеводы и рыбачат рыбаки…» Когда-то эту незамысловатую песенку напевали едва ли не все жители Советской России. А что ещё мы знаем о столице Ненецкого автономного округа?

Юрий Россихин – человек и пароход

А на следующий день 8 июня мы пришли в Нарьян-Мар.

Чем ближе финиш, тем становится грустнее от того, что путешествие – долгое, трудное, но интересное, подходит к своему завершению. До свидания, шквалистые ветры и гостеприимство местных охотников-рыбаков, быстрое течение и дым костра. Те места, где мы побывали, тоже, похоже, не хотели нас просто так отпускать, потому что сюрпризы наши на этом ещё не окончились.

Тем же путём, что вошли в Городецкое озеро, из него по Городецкой речке мимо деревни Устье и выходим, и попадаем опять в Городецкий Шар. В одном месте шар проходит по краю озера Косомельское. Вроде и небольшое по площади – судя по карте, явно не превышает двух-трёх квадратных километров, однако ветер с него задул такой силы, что «Сестричку» стало кружить и едва не выбросило на берег.

Незадолго до прохождения через озеро вдоль Городецкого Шара проходит автодорога. Мы хорошо видели, как на ней остановился ГАЗ-69, дождался, когда лодка с ним поравняется и поехал дальше. Мы сначала не придали даже этому значения, мало ли, подумали, по какой причине машина притормозила. Но мы ошибались. Сидевшие в отечественном внедорожнике рыбаки (один из которых оказался сотрудником местного управления МЧС Эдуардом Шевелёвым, а имя второго я, к своему стыду, запамятовал) остановились посмотреть, кто же это идёт на таком необычном для здешних краёв плавсредстве. Позже, когда мы уже встали на стоянку перед селом Тельвиска, эти же ребята нас нашли и угостили тремя крупными щуками.

А на самой стоянке всю последнюю ночь нас поливал дождь. Сначала он был «слепой» – едва моросил из единственного облачка посреди ясного неба. Но затем всё вокруг заволокло тучами, стало даже темно, а дождь не прекращался до самого утра.

Утром, по уже ставшей для нас традиции от непогоды не осталось и следа. Мы просушившиеся, приведшие себя в порядок, идём под припекающим заполярным солнцем. Городецкий Шар ещё не слился с Малой Печорой, но всё же стал значительно шире. А вот течение, наоборот, заметно ослабело. Чем ближе к Нарьян-Мару, тем больше нам навстречу попадалось моторных лодок. Наконец, далёкие очертания портовых кранов сменились современным городским пейзажем с новостройками, и… Ань дорова, Нарьяна-Мар!

«Ань дорова» по-ненецки означает «здравствуйте», а Нарьян-Мар (НярьянаМар) переводится с родного языка на русский как «Красный город» – точно так же, как столица республики Марий Эл Йошкар-Ола. Мы причалили сразу за заливом Кармановка (Кармановской курьей), где речные трамвайчики «Пустозерск», «Ясавэй» и «Ю.Россихин» принимают и провожают пассажиров, а рыбацкие «казанки» ждут своих хозяев. Прямо над нами на высоком берегу телевышка, рядом несколько деревянных барачного типа домиков, чуть дальше – многоэтажный жилой микрорайон Кармановка.

«Ясавэй» – это ассоциация ненецкого народа, о ней в Нарьян-Маре знают все. А вот кто такой Россихин, никто, кого я не спрашивал, ответить не мог. Хотя Юрий Алексеевич Россихин – личность для НАО значимая: заслуженный геолог РСФСР, генеральный директор ПО «Архангельскгеология», первооткрыватель ряда месторождений на территории округа.

Вкуснее нельмы рыбы нет

Но как, всё-таки, приятно после почти трёхнедельного похода поспать, наконец, не в палатке, а на мягкой постели, воспользоваться душем. Огромное спасибо журналистке местной газеты «Нярьянавындер» («Красный тундровик»; «вы» означает «тундра», «вындер», соответственно, «тундровик») Светлане Безумовой за то, что помогла устроиться в гостиницу по вполне приемлемым по местным масштабам расценкам – 700 рублей в сутки. Она же помогла пристроить нашу «Сестричку». Недалеко от Нарьян-Мара есть местечко Ёкуша, а в нём гостевой домик «Любимый остров». Судя по всему, лодка заняла там место почётного экспоната.

Ещё, оказавшись в Красном городе, мы отведали строганины – лакомства, которое так ценят как местные жители, так и работающие в Заполярье геологи. И не из чего-нибудь, а из нельмы – рыбы, которую, как утверждают северяне, лучше всего есть именно в таком виде. А вот от оленины – другого кулинарного изыска тех широт ни я, ни Михаил наслаждения, честно признаюсь, не испытали. Ну не поняли мы, чем отличается оленье мясо от более привычной нам говядины. Может, мало её ели, потому и не распробовали? Скорее всего. Тогда самое время в следующий поход собираться.

«Пряник», сайдинг и Арбат

Если вы решили провести какое-то время в Нарьян-Маре, будьте готовы не только к холодам, но и нешуточному стрессу для своего кошелька. Потому что цены здесь на несколько порядков выше, чем в среднерусской полосе. Картошка стоит 100-120 рублей за килограмм, хлеб – от 40 до 60, а за пол-литра водки – не палёной, но и не элитной – придётся выложить не меньше пяти сотен. Причина проста – почти все товары привозные, везти далеко, ни железной, ни автомобильной дорог нет, завоз осуществляется главным образом, морем, во время короткой навигации.

Городок Нарьян-Мар действительно, не велик и не мал, его население немногим больше 21 тысячи человек. Не буду перегружать пост официальной статистикой, кому она интересна, может посмотреть здесь. Я же ограничусь своими, субъективными, так сказать, впечатлениями. С виду довольно ухоженный и аккуратный, во всяком случае, год назад там не было ни мусорных куч во дворах и на тротуарах, ни ям на дорогах. Хотя многие местные жители уверяли, что и грязи, и всего прочего в столице НАО хватает, видимо, это я попал так удачно в «чистый сезон». Кстати, о дорогах. Асфальтированное покрытие имеют лишь несколько центральных магистралей, а также дороги, уходящие в аэропорт и посёлок Искателей. Остальные – грунтовые или бетонки. Ещё на них практически не бывает пробок.

Архитектура современного Нарьян-Мара представлена в основном застройкой первой половины прошлого века и современными зданиями. Причем, деревянные дома балочно-барачного типа, во многих из которых до сих пор печное отопление, соседствуют с многквартирными пяти-, шести- и семиэтажками (выше не видел). К слову сказать, наиболее крупные современные жилые дома хоть и не отличаются какими-то внешними художественными изысками или особенностями интерьера, в народе получили прозвища вроде «Титаник», «Пряник», «Красная шапочка» и прочие. Откуда пошли эти обиходные имена, никто даже не вспомнит.

О том, что в Нарьян-Маре «рыбачат рыбаки», да и что одним из основных видов транспорта в округе является водный, напоминает ещё одна особенность – оставленные около домов моторные лодки и катера. Некоторые из них даже охраняются собаками.

Гуляя по улицам Красного города, особенно, по старым его кварталам, я обратил внимание на следующий момент. Рядом с двухэтажным деревянным бараком стоит дом, который, несмотря на то, что снаружи обшит цветным сайдингом, по форме очень сильно напоминает этот самый барак. Загадка разрешилась быстро. Несколько лет назад в рамках какой-то программы по «модернизации» ЖКХ несколько полуветхих бараков обшили пластиковой вагонкой. Такие «потемкинские деревни» оказались, как нетрудно догадаться, весьма опасными: в случае пожара – внутренности-то деревянные! – люди рисковали попросту задохнуться в едком дыму. Чья умная голова додумалась до такой борьбы с ветхим жилфондом, для жителей так и осталось нерешенным уравнением. Местные пожарные из-за этого, говорят, покричали поначалу, но скоро прекратили: отдирать-то пластик и делать нормальный ремонт всё равно никто не собирался и, похоже, не собирается.

Вам нужно интересом провести в Нарьян-Маре время? Сходите в Краеведческий музей, ознакомьтесь с историей НАО, узнайтеь, как живут коренные его жители – ненцы, как развивалась и развивается нефте- и газодбыча, кто в разное время осваивал нижнепечорские края, какие представители фауны населяют ближние и дальние окрестности Нарьян-Мара. Здесь же работает сувенирная лавка, где можно купить если не всё, то очень многое: от книг и национальной одежды до набора открыток и кружек с символикой НАО. Так же можно зайти в Пустозерский музей, погулять по берегам Качгортинской курьи или местному Арбату – улице Смидовича, взглянуть на ещё две архитектурные достопримечательности города – окружную администрацию с высоким шпилем и здание Почты России.

Практически по соседству с комплексом Свято-Богоявленского храма, включающего в себя церковь Святого Богоявления Господня во имя Зосимы и Савватия Соловецких, колокольню, воскресную школу и притчтовый дом расположена старообрядческая часовня имени протопопа Аввакума.

Один из главных недостатков Нарьян-Мара это отсутствие круглогодичной автодороги до «большой земли», это отмечают все без исключения. Есть лишь зимник, строительства постоянной трассы пока лишь на бумаге. Впрочем, есть даже планы даже по возведению в Ненецкий автономный округ железной дороги. Только вот насколько они осуществимы и когда это может случиться, никому не ведомо. Пока, во всяком случае, не ведомо.

Часть 7. А олени лучше

Чем Крайний Русский Север может похвастаться перед гостями? А что, спросите вы, на этом самом севере есть, кроме тундры, оленей да ненецких чумов? Абсолютно верно, именно олени и чумы и есть, кроме Пустозерска, те самые атрибуты для привлечения туристов в НАО.

Шаман тоже человек

Это странное, на первый взгляд, сооружение – ни что иное как ненецкий чум. Только расположен он не в глухой тундре, а всего лишь в нескольких километрах от Нарьян-Мара на берегу Молодёжного озера. И хозяином в нём ненец лишь отчасти, но по крови совсем не ненец Матвей Чупров. Человек, про которых говорят: «Сделал себя сам». Родился и вырос в ненецком селе Красное, окончил Российский университет дружбы народов, знает иностранные языки, одно время работал в администрации НАО, ныне – руководитель крестьянско-фермерского хозяйства и ненецкой общины «Вы» («Тундра»).

Сначала мне показалось странным, что вместо оленьих шкур чум обтянут сукном. Однако Дмитрий – так зовут сегодняшнего дежурного по чуму – объяснил, что так сейчас поступают и ненцы, живущие в тундре: сукно теплее, чем шкуры, влагостойко, вдобавок гораздо легче, а значит, оленям не так тяжело перевозить весь скарб с одного стойбища на другое. Дмитрий – потомственный оленевод, по этой же специальности окончил сельскохозяйственный колледж. Как и его друг Павел, такой же смотритель, если можно так сказать, чума на Молодёжном.

Обстановка внутри жилища смешанная, присутствуют как атрибуты кочевой жизни, так и современной цивилизации. Справа от входа – балаган (лежанка), покрытый оленьими шкурами. Чтобы ночью не закусали комары, спать нужно, укрывшись пологом. В центре – печка, рядом столик, а напротив входа в чум – телевизор. Хочется, всё-таки, и новости посмотреть, и кино. Ещё одна сотрудница чума Влада, по совместительству супруга Павла, угощает меня с дороги чаем.

Павел и Дмитрий заняты производством шаманских бубнов, по моей просьбе поясняя каждое своё действие и рассказывая, из чего этот инструмент состоит. Позже готовое изделие можно будет продать очередному поклоннику суровой северной романтики. У каждого северного народа все атрибуты называются по-разному, здесь же именования таковы. Основа бубна – деревянный обод, сверху обтянутый оленьей кожей. Внутри обода – чёрт, прикреплённый к ободу «руками», за который шаман держит бубен своей, извиняюсь за каламбур, рукой. С внешней стороны обода соединённые с ним при помощи штырьков-чопиков резонаторы. Последние могут быть разных размеров, главное – их обязательно должно быть нечётное число. Характерный глуховатый звук получается при ударе по бубну колотушкой-камкой, обтянутой шкурой месячного оленёнка-пыжика.

Также мне рассказали, как нужно правильно ставить чум. Сначала устанавливаются три шеста на одинаковом друг от друга расстоянии, затем остальные, которых может быть от 28 до 40, а на шесты натягивается сукно. И что сверху обязательно должен быть открытый выход для дыма, здесь его называют макадан. Снег или дождь, попадающие внутрь чума через макадан, испаряются от тепла печи или костра.

Этот чум, пояснил мне Дмитрий, летний, зимний ставится чуть дальше. Возле чума стоят оленьи нарты – скорее, экспонат, нежели транспортное средство. Рядом – вполне, судя по виду, рабочий снегоход «Буран» и прочая хозяйственная утварь. Меня ведут к оленям, привязанным возле озера. Здесь не тундра, скорее, лесотундра с небольшими берёзками и достаточно крупными хвойными деревьями. Летом в этих местах много грибов, морошки, черники, голубики. А озеро, по словам Павла, богато щукой, сигом, белой рыбой.

Я знал, что северные олени небольшие, но, честно скажу, не предполагал даже, что настолько. Эти «корабли тундры», сильные и выносливые животные мне были примерно по пояс. При том, что сам не могу похвастаться высоким ростом. А ещё они совсем ручные и непугливые. Или просто уже привыкли есть хлеб с чужих рук? Сюда привозят практически всех почётных и высоких гостей Нарьян-Мара, чтобы те могли хоть хоть на время почувствовать себя хозяевами севера. Неудивительно, что этих оленей кормили и жители всех российских широт, и иностранцы многих мастей.

Другой достопримечательностью чума на Молодёжном озере является Николай Талеев, он же Коля-шаман. Настоящий и потомственный. Жаль, мне не довелось с ним увидеться и попытаться хотя бы выяснить, что собой представляет шаманское искусство и каким образом оно вырабатывается. Сегодня это мало кто может объяснить. Люди, общавшиеся с Колей-шаманом, вспоминали, что идти с ним рядом совершенно невозможно. Пройдя несколько шагов, Коля сначала падает на землю, потом начинает совершать какие-то понятные только ему телодвижения, улавливая известные, опять же, ему одному знаки свыше. Впрочем, ничто человеческое, как оказалось, и шаманам не чуждо. Рассказывают, например, что выпить Николай Талеев очень даже любит.

Вместо эпилога

Очень хотелось посмотреть как можно больше окрестностей Ненецкого автономного округа, но это не так просто. Территория НАО – это сотни километров непроходимой тундры и отсутствие нормальных путей сообщения. Добраться в большинство населённых пунктов можно только по воздуху, цена на билет доходит до десяти тысяч рублей в один конец. Самолёт Ан-2 или вертолёт летает не чаще одного раза в неделю, и то, если погода позволяет. Но и это ещё полбеды: мест в небольшом воздушном судне иной раз оказывается меньше чем желающих воспользоваться услугами местных авиалиний, поэтому улететь часто становится проблемой. А стоять в салоне нельзя.

Стоимость поездок на теплоходе тоже низкой не назовёшь. Например, десять минут хода на речном трамвайчике от окружной столицы до села Тельвиска обойдутся в 100 рублей.

Выбирались мы с Михаилом из Красного города (так, напомню, переводится с ненецкого Нарьян-Мар) разными путями. Он – на следующий день после окончания похода сухогрузом до Архангельска, оттуда поездом до Москвы. Водный путь используют жители многих мест, откуда до «большой земли» иначе не добраться. Понимая это, в портах на такие не совсем, скажем так, легальные перевозки чаще всего закрывают глаза, а бывает, оказывают содействие в получении места на судне. Допустим, до Архангельскаможно долететь самолётом, а если надо переправить машину? Поэтому попасть на корабль не сложно, главное пройти на территорию порта и договориться с капитаном.

При хорошей погоде путь от Нарьян-Мара до Архангельска по морю занимает трое суток. Вечером того дня, когда видавший виды «Беломорск» с Михаилом на борту вышел из порта Нарьян-Мара, в море разыгрался шторм, из-за чего в Архангельск судно пришлона полдня позже. Соседями Михаила по каюте на сухогрузе оказались жители столицы НАО Юрий и его шестилетний сынишка. На этом же корабле ехал и их автомобиль. Жена Юрия в это время сдавала в Архангельске учебную сессию, по прибытии мужа и ребёнка семья должна была сесть на машину и ехать на юг.

За три с лишним дня пути Михаил успел познакомиться с немногочисленной командой и осмотреть сухогруз, что называется, вдоль и поперёк. Он вспоминает, как видел в тумане очертания полуострова Канин и острова Моржовец, как к началу третьих суток морское однообразие начало утомлять. А ещё, что суда этого типа уже устарели и морально, и физически. Например, двери уже до такой степени деформированы от времени, что наглухо их уже не задраить. И в случае серьёзного шторма вода запросто зальёт все корабельные помещения.

Я же, решив на несколько остаться дней в Нарьян-Маре, летел в Москву на самолёте. И не на каком-нибудь, а на ревущим и проваливающимся в каждую воздушную ямуЯк-42. Я-то думал, что после трагедии с ярославским «Локомотивом» их все давно сняли со всех рейсов, ан нет, компания «UTAir» использует древние Яки даже на дальних линиях.

Снимков с лётного поля у меня, увы, нет – в момент посадки над Красным городом хлестал ливень. С борта самолёта сфотографировать тоже не получилось: воздушное судно как-то быстро вошло в пелену низких облаков, скрыв под собой очертания многочисленных озёр и речушек и редких северных перелесков. Да и вряд ли через порытое трещинами и вековой грязью стекло иллюминатора можно было бы сделать путный кадр.

Три часа полёта в дрёме и чтении Маркеса полетели незаметно. Когда, наконец, после долгого кружения над подмосковными посёлками и автострадами, самолёт сел в аэропорту «Внуково», я, чуть было, мысленно не произнёс: «Ань дорова, Москва!». Вместо «привет» или «здравствуй». Как, оказывается, быстро человек впитывает обычаи тех мест, где путешествует.

Фото автора.