Последний полёт "Каталины". Неразгаданная тайна погибшего экипажа

Обломки самолёта найденного группой краеведов-экологов в ходе экспедиции школьников "Истоки" в 2001 году в Тиманской тундре, на долгие годы изменили привычный ход жизни многих из её участников. В то время не было и мысли о том, что разбитая машина является памятником на месте гибели молодых парней погибших защищая северные рубежи нашей Родины. Не смотря на то, что мало кто из участников экспедиции что-то понимал в авиации, не узнать легендарную летающую лодку было не трудно. Надпись «NAVY» на стабилизаторе и маркировка оборудования говорили о том, что аппарат американского происхождения. По маркировке пулемётных гильз было ясно, что они выпущены не позднее 1943 года, а надпись сделанная карандашом на носовой части фюзеляжа датирована 1944 годом - казалось, что тайна гибели самолёта уже скоро перестанет существовать.

Летающая лодка "Каталина"

Двухмоторный цельнометаллический моноплан-парасоль. Создана в КБ "Консолидэйтед эйркрафт компани" как "модель 28" под руководством А.Лэддена. Серийное производство начато в сентябре 1936 года. Экипаж - 7-8 человек, в боевых условиях - до 10-11 человек. Двигатели и вооружение - в зависимости от модификации. Самолеты этого типа состояли на вооружении в США с октября 1936 года, в СССР - с 1939 года.

В 1944 году в СССР начали перегонять из США летающие лодки второй мировой войны PBN-1. С июня они поступили на вооружение ВВС Беломорской военной флотилии и Северного флота, с июля - Черноморского, с сентября - Тихоокеанского, с августа - Балтийского флотов. Эти самолеты использовались как разведчики и охотники за подводными лодками, а также для спасения экипажей сбитых самолетов. В сентябре 1944 года с этих машин высаживались десанты в Варне и Бургасе. К маю 1945 года самолет PBN-1 стал самым массовым типом гидросамолета в советской морской авиации.

О самолётах написано много и переписывать эту информацию нет смысла. Вот только несколько статей из сети Интернет: Гидросамолет Консолидэйтед PBY "Каталина", Летающая лодка "Каталина", Гидросамолеты «Каталина» в советской морской авиации в годы войны. 

Совсем по другому обстоит дело с экипажем - известно, что шесть человек из семи погибли и были оставлены на месте крушения машины, а история спасения бортмеханика похожа на подвиг лётчика, Героя Советского Союза Алексея Маресьева, разница только в том, что бортмеханик "Каталины" выжил на советской территории и ползти ему пришлось в суровой осенней заполярной тундре. 

Вместо предисловия

Стояла холодная поздняя осень 1944 года. В это время наши войска перешли границу Советского союза и вели бои за освобождение Европы. Не малый вклад в приближении тех событий внесли и жители Ненецкого национального округа. Буквально всё, чем богата ненецкая земля – мясо, рыбу, меховые тёплые вещи, всё направляли для нужд Советской армии. Единственным средством для быстрой доставки грузов на "Большую землю" служила авиация, широкое применение при этом получили самолеты ТБ-3, СБ-2, ЛИ-2, самолеты типа "Каталина". Последние, вместо посадочной полосы, использовали водные аэродромы, в Нарьян-Маре такой аэродром размещался на Городецкой курье. Здесь гидросамолеты дозаправлялись, проводили мелкий ремонт и техническое обслуживание, возвращаясь с авиабазы на островах Новая Земля, после патрулирования акватории Баренцева и Карского морей.

Летное подразделение в Нарьян-Маре подчинялось Беломорской военной флотилии, это был 16 аэродромный транспортный отряд 3 авиационной группы (полевая почта №26871-А), которая базировалась в районе поселка Кармановка, на территории расположения морской войсковой части №60144 – 25 дивизион катерных тральщиков.

Второй слева командир экипажа самолёта Ветров И.И.

Охрану и обслуживание гидросамолетов осуществляли военные моряки, подразделение которых, размещалось в одноэтажном бревенчатом бараке, в послевоенные годы на этом месте был построен кинотеатр "Арктика", здесь же был Клуб моряков. Кроме того, на территории Нарьян-Марского морского порта, была небольшая гостиница для отдыха экипажей гидросамолетов.

Река Печора местами покрылась льдом. Небольшой буксирный катер курсировал в районе посадки гидросамолётов. Когда приводнилась "Каталина" лейтенанта Ветрова, к ней подошел буксир Георгия Петровского. Капитан судна иногда брал с собой в качестве помощника местного парнишку – Гришу Попова. Гришка помогал своему тезке драить палубу, выполнял мелкие поручения, и, пришвартовавшись к самолету, он, вместе с механиком, занялся осмотром летающей лодки.

Ветров И.И. в Ялте

Лётчики, тем временем, устроили чаепитие. Гришка голодными глазами смотрел, как они намазывают на пышный белый хлеб тягучую сгущенку. Ветров перехватил его взгляд и подозвал к себе. – Возьми, угощайся малец! Гришка стал отнекиваться, но командир настаивал и уговорил парня взять угощение. Тогда, еще Гришка не знал, что свяжет всю свою жизнь с полярной авиацией, как и не знал, что экипаж Ветрова летит в свой последний полет.

Последний полёт

Летчики первой эскадрильи 44-го смешанного авиаполка ВВС Беломорской военной флотилии улетали из Нарьян-Мара попарно. В паре с экипажем лейтенанта Ветрова летел самолёт капитана Сокола Станислава Викторовича. Сокол, как старший по должности и званию, настаивал на полёте вдоль береговой линии, считая, что в случае аварийной ситуации можно будет сесть в море. Ветров не новичок в Арктике, в полк он был откомандирован из полярной авиации, в которой летал около трех лет. Он молчаливо соглашался с Соколом, но, в голове держал свой, короткий маршрут, который значительно сокращал время перелета из Нарьян-Мара до озера Холмовское.

Надо сказать, что в 1932-1937 годах Ветров – командир Владивостокского авиазвена ГВФ Дальневосточного управления Аэрофлота. Более того, это первый летчик ГВФ, первый командир авиаподразделения Аэрофлота в Приморском крае.

Ветров Иван Иванович (лейтенант) – командир экипажа

С именем Ветрова Ивана Ивановича связано начало применения авиации в народном хозяйстве – первые полеты по авиарыбразведке над Японским морем, разработка вместе с учеными ТИНРО методов ведения авиаразведки, первые опыты применения авиации в сельском и лесном хозяйстве, прокладка и освоение первых авиатрасс местных авиалиний в Приморье, подбор посадочных площадок и многое другое. Приказом командующего Северного флота №084, от 24 октября 1944 г., Ветров И.И. был награжден орденом "Красного знамени".

Рабочие будни "Каталины"

Ранним утром 29 октября 1944 года, Ветров взлетел первым и взял курс на материк, он полетел своим коротким путем. Вскоре туман серой ватой облепил самолет со всех сторон, залепил стекла кабины, спрятал крылья так глубоко, что дальше моторов не было ничего видно, будто обрезал. Винты неистово молотили лопастями, но туман становился только плотнее. Казалось, нет такой силы, которая могла бы одолеть, разорвать его липкие путы.

Командир экипажа гидросамолета "Каталина" №02806 "ПБН-1", лейтенант Ветров, старался не замечать туман. Одетый в меховой кожаный реглан, перехваченный на груди лямками парашюта, он привычно сидит в своем пилотском кресле. Положив руку на подлокотник, пилот, спокойно удерживая рог штурвала, временами пошевеливает им, когда планка горизонта на приборе отклоняется от силуэта самолета. Он насторожен, все его внимание сейчас сосредоточено на приборной доске, изменилось положение стрелок, в шуме моторов появились незнакомые нотки. Туман. Туман – главный враг летчиков. Ветров летит в слепую десять, двадцать минут. По расчетам времени самолёт находится где-то в районе Тиманского кряжа, здесь туманы – частое дело. Летчик завалил "Каталину" на левое крыло, и, с небольшим креном, стал набирать высоту. Натужно ревели моторы, винты молотили туман, стрелка высотомера медленно скользила по шкале прибора, показывая 100, 150, 200 метров. Наконец за стеклом стало видно, как из тумана, постепенно, будто проявляясь на фотобумаге, показались поплавки, а за тем и крылья самолёта. Туман несколько рассеялся, за бортом потемнело и, в рваных облаках показалась земля. Быстро и неотвратимо приближающаяся земля.

Катастрофа и одиночество

"Каталина" зацепила вершину сопки, и страшный удар в считанные секунды разрушил самолет. Командир экипажа и второй пилот сержант Дорофеев Владимир Федорович, погибли сразу – один из винтов буквально размолотил кабину, где находились летчики, и врезался в землю рядом с горящим фюзеляжем, здесь же навсегда остался и второй штурман младший лейтенант Гапонов Николай Иосифович.

Ветров Иван Иванович (лейтенант) – командир

Дорофеев Владимир Федорович (сержант) – второй пилот

Гапонов Николай Иосифович (младший лейтенант) – второй штурман

Самолет пробороздил землю, разваливаясь на части, и остановился через сто или двести метров, при этом оба его двигателя, а так же оставшуюся часть крыла и башню, в которой находился бортовой техник Федоровых Михаил Васильевич, оторвало и вынесло вперёд, этот факт стал для него спасительным.

Федоровых Михаил Васильевич – бортовой техник-механик

Бортмеханик катался по земле, сбивая огонь с лётной куртки который обжигал кисти рук и лицо. Он не слышал криков о помощи, а только вопли и стоны своих погибающих товарищей, нет, ещё свист пуль и грохот разрывающихся боеприпасов крупнокалиберных пулемётов, этот звук наполнял все вокруг, заглушая треск горящего самолета.

Сбив пламя с одежды, Михаил на мгновенье замер, и тут же потерял сознание, а когда очнулся, попробовал встать. Пошевелил ногами, перевернулся на бок, не ощутил сильной боли, но встал с большим трудом. Всё тело ныло, было трудно дышать, а в голове стоял такой шум и звон, что он никак не мог сосредоточиться. Голова закружилась, но, он устоял на ногах и даже, попытался сделать несколько шагов. Сильное головокружение и слабость заставили сесть на сырую землю. Он лег на спину. Закрыл глаза, и снова погрузился в беспамятство, сколько лежал в этом состоянии, установить потом не смог.

Когда снова пришел в себя, по-прежнему болела голова, тошнило и бил сильный озноб. Кругом были разбросаны детали приборов, какие-то вещи, банки из пайка, здесь же лежали обожженные огнём части человеческих тел, зубы, волосы, клочья окровавленной одежды. Где-то в стороне послышался едва уловимый во всём этом хаосе стон – значит, кто-то ещё жив. Находившийся в хвостовой части самолета стрелок моторист сержант Мелехин Василий Прокопьевич получил тяжелые ожоги и ранения, он лежал всего лишь в нескольких метрах от догорающей машины в небольшом углублении и даже мог произносить отдельные фразы и недлинные предложения. Не смотря на различие в званиях, Михаил часто прислушивался к его советам, они были неплохими друзьями. Ещё два летчика – штурман лейтенант Сорокин Алексей Иванович и радист сержант Дубошин Николай Степанович были убиты разлетающимися во все стороны осколками металла обшивки, пулеметных гильз и пуль.

Сорокин Алексей Иванович (лейтенант) – штурман

Осенний вечер в тумане

Михаилу казалось, что с момента аварии прошло не больше двух часов, он оттащил от догорающей машины раненого, который то и дело просил пристрелить его. Но Михаил отказался это делать, он только постоянно повторял: "Василий, потерпи, сейчас все будет хорошо, мы выживем, ты только потерпи".

Василий – умер лёжа на коленях своего товарища примерно через два часа, потом, бредя по тундре, двадцатипятилетний парень часто вспоминал слова своего друга.

Крушение "Каталины"

Серый вязкий туман низко висел над тундрой. Вдруг голову Михаила пронзила тревожная мысль: где командир, где Дорофеев – второй пилот? Он встал, огляделся. Но в наступающих сумерках ничего разглядеть было невозможно. Прислушался. Ни звука. Тихо. Он позвал товарищей, никто не отозвался на его негромкий голос. Тогда он закричал. Ответа не было. Тихо и темно. Стало жутко от этой загробной, пугающей тишины. – Что можно было сделать в наступавшей темноте? Федоровых сел, решив дождаться рассвета. Хотелось, есть и спать. Он обшарил карманы брюк и меховой куртки, но кроме перочинного ножа ничего не было. Время от времени на него надвигалось что-то легкое, темное, неотвратимое, которое со страшной силой опрокидывало его в темноту, и он впадал в беспамятство. Потом медленно приходил в себя.

Кровавый расцвет "Каталины"

Рассвет наступал медленно. Немыслимое отчаяние заполнило сознание оставшегося в живых лётчика, теперь его глаза увидели то, что скрывалось за пеленой ночи. Во все стороны, на все обозримое пространство, простиралась бескрайняя голая и однообразная тундра. По всей округе валялись исковерканные обломки разбившегося самолёта. В 30 метрах от самолета лежали мотор и крылья. Дальше бесформенной грудой металла темнел разорванный фюзеляж. Еще дальше хвостовая часть.

Михаил направился к груде металла, еще недавно бывшей самолетом, и остановился, как вкопанный, увидев изуродованные тела товарищей. Ужасная, душевная мука отодвинула собственную боль. Так неожиданно оборвалась жизнь этих замечательных молодых парней. Сдавило горло, на глазах навернулись слезы. Потрясенный пережитой катастрофой он бессмысленно и бездумно смотрел на изорванные и изуродованные тела друзей. 

Погибший гидросамолёт у подножья сопки

Жестокий холод сковал руки и ноги, все больное, разбитое тело ныло и дрожало. Хотелось есть.

Подобрав с земли обгоревшую банку со сгущенным молоком, и ещё какие-то продукты попавшиеся под руку, бортмеханик ушел от того места, где навсегда остались лежать его друзья. Он ещё не раз возвращался суда прежде чем нашел в себе силы оставить их навечно лежать посреди бескрайних просторов тундры.

Место крушения гидросамолёта "Каталина" в Тиманской тундре

Возвращение

Неспешно тянулись низкие, тяжелые облака, из которых временами сыпался не то дождь, не то снег. Только сейчас Михаил ощутил, что мокнет голова, и руки оцепенели от холода. У него не было ни шлема, ни шапки, ни рукавиц – на руках. Бортмеханик вспомнил историю, рассказанную когда-то командиром, которую, как тот утверждал, даже печатали в газете "Советская Хакассия". Однажды Ветров, чтобы не замерзнуть в открытой кабине самолета, у которого крышу сорвало сильным ветром, надел на голову один из меховых унтов, а во второй унт сунул обе ноги, да так и приземлился на аэродроме. В газете была напечатана фотография, как он сидит в кабине с унтом на голове.

Федоровых посмотрел на свои ноги. На нем были меховые унты из собачьих шкур и двое носков, простые и шерстяные. Он снял шерстяной носок и примерил на руку. На голову примерил голенище унта. Подходит. Отрезал часть голенища, неприкрытой осталась только макушка, но зато уши и шея глубоко погрузились в теплоту собачьего меха. Стало гораздо лучше и теплее.

С большим трудом он встал и, пошатываясь, двинулся в путь. Он сделал шаг. Еще шаг. А впереди неизвестность и запорошенная снегом тундра. Глядя на хмурое, свинцовое небо, нельзя было даже предположительно определить, где солнце, и есть ли оно вообще. Федоровых прислушивался к шелесту сухой травы, к посвисту низовой поземки, пытаясь услышать хотя бы отдаленный звук летящего самолета. Но среди окружающих его звуков он улавливал только свое собственное дыхание, тяжелое, сиплое, прерывистое. Смеркалось, на землю опускалось черное покрывало ночи. Сколько таких ночей ещё предстоит пережить?

Перед тем, как устроиться на очередной ночлег Михаил долго осматривал местность вокруг себя, присматривая сухое место, повыше. Вот уже третьи сутки он блуждает по приполярной тундре, все это время, стараясь придерживаться одного направления. Солнца и звезд по-прежнему не видел. Спать не мог из-за сильного холода, вставал и, собрав все свои силы, превозмогая боль и усталость, продолжал свой путь. Но с каждым днем сил становилось меньше, все труднее заставлять себя встать и сделать первый шаг.

Унылый день клонился к концу. Надвигались вечерние сумерки. Ветер, леденящий, порывистый, пронизывал насквозь. Предстояла очередная, десятая, ничего не сулящая ночь. Михаил достал из внутреннего кармана морского кителя тоненький, не толще карандаша, прутик и трясущимися руками, с помощью перочинного ножа, сделал очередную насечку. В эту ночь ему приснился сон. Будто бы он дома. Как всегда, по утрам, топиться печь. Около нее деловито хлопочет мать. По избе плывет ароматный запах. Мать снимает со сковороды блины и складывает стопочкой на большую тарелку, стоящую на столе. От блинного духа даже перехватило дыхание. Михаил закашлялся и проснулся. Кружилась голова, тошнило. Окинул глазами вокруг, взгляд мутный, блуждающий, нет ни дома, ни печки, ни матери. Кругом заснеженная, холодная, безмолвная тундра. Не столько хотелось, есть, сколько полежать и не двигаться. А еще лучше поспать в тепле, на чистой и мягкой постели.

Последние дни он не мог передвигаться без посоха, которым служила сучковатая палка. Опираясь на неё, Федоровых шел по курсу, известному только ему. Он шел, припадая то на одну, то на другую ногу. Через некоторое время набрел на маленький, незамерзший ручей и дальше шел вдоль берега, стараясь не потерять его из виду. По берегам ручья попадались заросли низкорослого шиповника со спелыми, прихваченными морозом плодами. На кочках в тундре ещё можно было найти красную как капли крови клюкву и бруснику. Путник подолгу задерживался около таких мест, поедая сладкие ягоды. Ручей становился шире, Михаил после каждого поворота пристально вглядывался вдаль и ждал.

Семнадцатое утро, как и все предыдущие, было пасмурным и пугающе тихим. Но вот до обостренного слуха Федоровых донеслись человеческие голоса. Он насторожился и замер. Не померещилось ли? Это были детские голоса. Потом он услышал лай собак.

Ручей давно превратился в реку, это была Сойма. Михаил приблизился к берегу, он уже почти полз. От Коткино до места, где Сойма впадает в Сулу, здесь обычно рыбачат местные жители, не больше трёх километров. Путь к спасению преградила неширокая полынья. Рядом лежали заготовленные для рыбалки жерди по ним летчик, и перебрался на противоположный берег. Перебравшись через полынью по жердям, летчик так и остался лежать на льду, он не мог даже перевернуться не то, что продолжить путь. К месту, где лежал человек, с лаем бросилась собака, она первой почувствовала чужого. Следом прибежали ребятишки. Одним из тех ребят, был – Коткин Павел Гаврилович, ему тогда, как и его спутникам, было по 9-10 лет. Ребята сбегали за взрослыми и сообщили о происшествии председателю колхоза Елизарову Ивану Алексеевичу.

Трое мужчин, вооружившись охотничьими ружьями, на четырёх упряжках спешно отправились к реке. Федоровых лежал на берегу, от долгого пребывания на ветру и холоде, лицо его задубело и стало темно-коричневым, красные глаза постоянно слезились, на него было страшно смотреть. Мужики, долго не раздумывая, увезли свою находку в натопленный чум. Опасения, в том, что это немецкий разведчик рассеялись, когда все увидели на кителе погоны с двумя звездочками, из кармана достали документы, удостоверяющие личность. 

Федоровых долго растирали, массажировали, приводя в чувство. Поили теплым мясным отваром из оленины, а потом завернули в оленьи шкуры и уложили спать. Пока тот спал, хозяин чума съездил на большое стойбище в поселок Коткино за фельдшерицей. Фельдшер – женщина лет тридцати, внимательно осмотрела пострадавшего и вынесла вердикт: "Немедленно переправить в фельдшерский пункт". Председатель направил лошадей, и летчика привезли в деревню, где поселили в доме Каневой Евдокии Васильевны, здесь же жила удивительно добрая и милосердная женщина Шумовская Раиса Павловна.

Рая как могла, помогала в лечении летчика, ухаживала за ранами, смазывала ожоги гусиным жиром, она отремонтировала его одежду, а на прощание связала и подарила тёплые шерстенные носки. Иван Иванович Коткин, позже ставший мужем Шумовской Раисы, пришел с фронта весной 1942 года и частенько приходил к Рае, а заодно и навещал спасшегося летчика, приносил продукты – куропаток, рыбу. Вскоре из города приехали военные, они долго расспрашивали летчика о трагедии и даже несколько раз пробовали найти самолет, но попытки оказались безрезультатными. Летали на самолетах По-2 и У-2, но всё тщетно. И тогда в сопровождении пяти военных моряков Федоровых М.В. отправили с почтовым обозом в д. Великовисочное, где он лечился ещё порядка недели. Почту на этом участке, до Пылемца возил Дитятьев Алексей Семенович. В пути Дитятьев расспросил летчика об аварии, тот многое рассказал своему новому знакомому, затем, немного помолчав, добавил: "Теперь, наверное, расстреляют".

Вместо заключения

В Нарьян-Маре, Георгий Петровский, служивший в морской охране, организовывал встречу спасшегося летчика со своими знакомыми в кругу семьи. Федоровых заходил к Овдиной Екатерине Николаевне и сообщил ей о гибели экипажа и смерти её гражданского мужа – Дорофеева Владимира, от которого у нее родилась дочь Надежда. Как только улучшилась погода, за летчиком прилетел самолет, и доставил Михаила Федоровых в Архангельск. Снова госпиталь и длительное лечение. 

Овдина Екатерина Николаевна с дочерью Надеждой
(жена и дочь погибшего Дорофеева)

В начале 1945 года, Рая Шумовская получила письмо, в котором Михаил писал, что находится в Сочи на лечении. О том, что он видел парад Победы 1945 года Федоровых написал Шумовской во втором своём письме. Больше от него писем не было. В дальнейшем Федоровых Михаил Васильевич, проходил службу на Черноморском флоте в 30-м и 40-м авиаполках, 36-й авиамастерской ВВС, а в марте 1947 года был уволен в запас в Советский РВК.

Позже, говорят, что в район сопки Лодка, ходила поисковая экспедиция, которая обнаружила там летчиков с пулевыми ранениями, говорили, что борттехник всех убил из-за пайка. Ходят слухи, что после этого Федоровых, снова допрашивали и, якобы, по решению ревтрибунала, расстреляли. Так ли это было на самом деле, не известно, между тем в архивах НКВД о Федоровых информации не найдено. 

В августе 2011 года на месте гибели гидросамолёта высадилась большая группа поисковиков из Нарьян-Мара, с целью найти и перезахоронить останки лётчиков. Группа работала на месте гибели экипажа десять дней, но останков лётчиков, за исключением фрагментов нижней челюсти и лопатки, найдено не было. Не было найдено и многих вещей, которые, в принципе, должны были быть у экипажа, отсутствовала обувь, ремни и т.п. В тоже время фрагменты запасной тёплой обуви (валенки), части бумажных документов, инструмент сохранились неплохо. Не смотря на все усилия обнаружить захоронение на месте не удалось, складывается ощущение, что ребят вывезли из тундры, но такая информация нигде не встречается.

Экспедиция Истоки на месте крушения
самолёта "Каталина", 2001 год

В 2005 году в городе Нарьян-Мар установлен Обелиск Полярным лётчикам на котором высечены и имена лётчиков самолёта "Каталина". 

Обелиск Полярным лётчикам в Нарьян-Маре

Семьдесят лет прошло с того дня, когда вдалеке от боёв, вместе с рёвом моторов самолёта остановились сердца его экипажа. Благодаря усилиям поисковиков сегодня известны имена этих молодых, полных сил и надежд парней, но тайна их гибели, может быть, навсегда останется тайной.